Где ещё встретишь знаменитого французского коллекционера, как не в Калуге

Настоящий француз говорил по-русски с легким акцентом и выглядел как француз: пиджак с черным шарфиком, белая рубашка, алый атласный платочек уголком из кармашка, седина, очки в тонкой металлической оправе. Лекция была об отношениях художника и коллекционера.

Я прибежала растрепанная после спортзала и душа, опоздав на полчаса, но ни разу не пожалела. Пьер Броше – великолепный рассказчик.

– Искусство рождается в момент, когда ценитель-коллекционер говорит, что он хочет эту картину.

А не в момент, когда картина написана.

– Культура – это выбор ценностей, и некая иерархия этих ценностей, которая строится в определенном времени и на конкретной территории.

Молодые художники спрашивали, как Пьер находит художников в их естественной среде обитания. Пьер ответил, что держит нос по ветру и имеет некий нюх.

Мне показалось, что Пьер похож на грибника, который в лесу через бурелом и крапиву идет к заветным полянкам и ищет там подосиновики, подберезовики и белые.

В конце прозвучал сакраментальный вопрос/наблюдение от, кажется, Максима Железнякова, что современное искусство устаревает, да и, бывает, любое устаревает.

И я вспомнила батальные полотна из Лувра, на которых много застывших мужчин с оружием в руках что-то изображают и совсем не трогают тебя эмоционально.

И ещё я вспомнила свой вопрос Сергею Попову, на лекции в том же ProArt’s заданный. Как же так, говорю, Сезанн не устаревает, а что делать с картиной Слава КПСС? Моим детям, например, надо объяснять уже, что такое КПСС и что означает картина.

Пьер Броше тоже не ответил однозначно на подобный вопрос. И у меня нет ответа.

– Центр Помпиду – это же кладбище, кладбище образов. Знаете, кладбище – это довольно интересное место.

По дороге домой думала про себя и свое творчество, и утверждалась в мысли, что надо писать только то, что горит и требует выхода.