«Убивец» в пяти эпизодах

В Калужском областном драматическом театре состоялась премьера спектакля по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».

— С этим романом я знаком со школьной скамьи. Это моя любимая книга. Самое выдающееся произведение. В нём есть всё: любовь, философия, зло, богоборчество. С годами я убеждаюсь в правоте Достоевского: человек — не вошь, это образ, подобие Божие. Человек не имеет права убивать себе подобных. Казалось бы, это избитые слова. Но, к сожалению, вся мировая история изобилует катак­лизмами, которые происходят в те моменты, когда человек становится зверем, ко­гда он ведёт себя по принципу: человек человеку — волк. На фоне трагедии в Керчи это произведение звучит по-другому, — рассказывает автор инсценировки и режиссёр-постановщик Александр БАРАННИКОВ. — В Румынии по этому роману я ставил спектакль в трёх действиях. Он шёл почти 5 часов. В Калуге спектакль длится всего полтора часа, он состоит из 5 эпизодов. На первый взгляд кажется, что этот спектакль — произвольная композиция. На самом деле отобраны сцены, которые составляют зерно романа.

До актёров рукой подать

Спектакль «Убивец» идёт на сцене под крышей. Это особая, камерная площадка. Зрители так близко находятся от актёров, что порой кажется, протяни только руку — и можно дотронуться до Раскольникова (Дмитрий КАЗАНЦЕВ) или Сонечки (Наталья БУШИНА). Каждая фраза, каждый взмах руки воспринимается по-другому. Всякий раз, когда Раскольников в неистовом припадке объяснял свою теорию, моя соседка вздрагивала и подпрыгивала на месте, будто главный герой, сошедший со страниц книги, обращается лично к ней и от неё сию же секунду ждёт ответа: тварь ли он дрожащая или право имеет.

Обстановка сцены аскетична. В центре — икона, лавка, стопка книг, вешалка да портрет Фёдора Михайловича Достоевского, немого свидетеля всего происходящего. Все актёры одновременно присутствуют на площадке, но находятся первое время в тени.

Приговор

Вряд ли найдётся человек, который не знаком с канвой романа. Но даже для тех, кто помнит его чуть ли не построчно, начало спектакля — погружение в произведение — покажется резким: ты будто падаешь с огромной горы в пропасть, на ходу пытаясь понять, что осталось «за кадром»: убийство уже совершено, образы жертв отброшены, будто лишний груз.

В первой сцене Раскольников в болезненном состоя­нии тащится по городу, спотыкаясь о мостовую, натыкаясь на людей, и вдруг слышит окрик: «Убивец!» Это безапелляционный приговор, который вынесен ему сразу же. И чем больше говорит Раскольников, чем больше пытается себя оправдать, тем бессмысленнее выглядит это преступление.

В книге Достоевского главный герой — щуплый, болезненный, дошедший до края пропасти студент. На сцене же перед зрителями появляется высокий, широкоплечий, кудрявый сибарит а-ля Сергей Есенин. Уж он-то точно не знает, что такое нужда. Но он явно давно и тяжело болен. Раскольников ходит, действует и говорит так, будто в любую минуту завалится на пол в эпилептическом припадке. При этом жалости у зрителей он не вызывает. Ни раскаяния за отнятые жизни, ни сожаления о загубленной своей душе в нём нет. Более того, когда он обсуждает свою теорию со следователем Порфирием Петровичем или признаётся в убийстве Соне, его глаза горят каким-то дьявольским светом. И всё это происходит под звуки церковных колоколов, молитвенных песнопений. Периодически эпизоды с Раскольниковым окрашиваются красным цветом — он весь перепачкался в крови, но продолжает делать вид, что ничего особенного не случилось, он раздавил не человека, а вошь.

Особенно сильно — жутко — выглядит сцена убийства, когда нечто копошащееся, бесформенное, издающее непонятные звуки, рубят топором.

Не покаявшиеся

В романе Достоевского мы видим, как меняется Раскольников по ходу книги — от полного оправдания совершённого преступления до покаяния. В спектакле раскаяния нет. В главной сцене, когда Соня читает главу из Евангелия — «Иисус воскрешает Лазаря», — Раскольников спит. Он не готов воскреснуть для новой жизни. А готова ли Соня? В спектакле она выглядит не блудницей, не раскаявшейся грешницей, а бледной молью, лишь тенью чьей-то тени. И слова произносит так, словно не верит в то, что говорит.

Контрастно на этом фоне смотрится следователь Порфирий Петрович в исполнении Александра ГЛУХОВА. Он получился ярким, запоминающимся. Это человек слова и дела. Порфирий Петрович видел жизнь, знает все её стороны без прикрас, поэтому даже непокаявшийся преступник Раскольников вызывает у него жалость. Все их разговоры — это попытка следователя объяснить студенту, что человек — не вошь, что ни одна, пусть даже самая блестящая теория, не стоит чьей-то жизни.

Спектакль получился интересным, неоднозначным. С образами, созданными Баранниковым, можно спорить, можно не соглашаться. Но, как и режиссёр, понимаешь, что ничто не может оправдать убийства: ни нужда, ни болезни, ни безумные теории. Последствия одной мы уже видели в 1939–1945 годах.

Раскольников признаётся Соне в убийстве.

Дмитрий КАЗАНЦЕВ создал на сцене непривычный образ Раскольникова.